Кто из советских поэтов стал кавалером ордена Улыбки? К 110-летию со дня рождения А.Л. Барто, часть 1

Напротив моей работы есть небольшое кафе. Рядом с ним стоит баннер с меню на азербайджанском, английском и русском языках. Как-то случайно скользнув по нему взглядом, я подумала, что у меня рябит в глазах и надо отдохнуть. Напротив изображения пирожного было написано: «Desert» (на азербайджанском — это слово не имеет аналога в азербайджанском языке), «Desert» на английском и… «Пустыня» — на русском.

Те, кто более или менее знаком с английским языком, знает, что слово «desert» действительно переводится как пустыня. А вот слово «dessert», что, очевидно, и имел в виду составитель меню, — сладкое блюдо, подаваемое в конце трапезы. Третье однокоренное слово «deserter» — «дезертир». Конечно, вдаваться в дебри и вспоминать, что один из героев романа Голсуорси «Конец главы» тоже носил фамилию Дезерт, что по авторскому замыслу подчеркивало его отчужденность от мира и душевную опустошенность, — не обязательно. Но назвать пирожное пустыней!.. Согласитесь, надо иметь безудержную фантазию.

Не поленилась, спустилась в подвальчик. Молодой официант со скучающим видом протирал бокалы. Говорю: так, мол, и так, что это у вас на баннере написано? Ну, надо же для разнообразия думать иногда, что пишешь. Он захлопал глазами в святом неведении:

— Я сейчас хозяйку позову!

— Зови, — говорю.

Подходит ко мне моложавая дама, лет 50-ти, очень ухоженная, как сейчас говорят, «упакованная» по высшему разряду.

— В чём дело, девушка?

Объясняю. Она долго смотрела на баннер, потом сказала:

— Ну, видите, это наш повар так написал. Он фантазию проявил. Так свое пирожное назвал.

Я:

— ?!! Назвал пирожное пустыней?! Оно что, представляет собой горку коричневого сахара на тарелке?!

— Нет, девушка, отчего же? Оно бисквитное, с кремом, с фруктами.

— Тогда почему «пустыня»?!

Дама начала терять терпение:

— Что вы хотите? Это же не я написала, а повар.

— Но вы же хозяйка!

— Да, я хозяйка, и что?

— Ну, наверно, неплохо было бы контролировать всё, что готовится и пишется у вас в кафе. Это же просто смешно. Ведь можно заглянуть в словарь — это минутное дело — и написать правильно.

Дама нетерпеливо махнула рукой:

— У меня нет времени с вами разговаривать. Кто сейчас читает, кому это нужно? Главное — кушать! Пришли, поели и ушли.

Она скрылась в полутьме подвальчика, обдав меня ароматом дорогих духов. Официант, поигрывая бокалом, еле скрывал нагловатую улыбку. Дальнейший разговор был бессмысленным. Я ушла.

Один мой знакомый, увы, ныне покойный, сказал некогда горькую, но не лишенную справедливости фразу:

— Мы живем в эпоху ВОО.

— Что это такое? — спросила я.

— Воинствующее Оболванивание Общества.

Помните бессмертную фразу профессора Преображенского из «Собачьего сердца»: «Разруха не в клозетах, а в головах»? Когда интересы людей сводятся до уровня поесть-попить-покайфовать и, по возможности, удобно устроиться в жизни — начинается душевная разруха. Она медленно, как ржа, разъедает человека и делает это коварно и незаметно.

Я не буду сейчас толочь воду в ступе и в сотый раз повторять, что всё начинается с детства, что ребёнку надо сызмала внушать уважение к людям, животным, природе, труду, слову. Это общеизвестно, но как-то по принципу: все это знают наизусть, а в суть никто не вникает.

Но невозможно сводить все интересы к изобретению и приготовлению новых блюд; нельзя умиляться бракам между близкими родственниками, ибо это угроза генетическому фонду нации; нельзя спокойно реагировать на фразы: «Это моей тёти мужа двоюродной сестры сын» или «Когда слово изо рта вытаскиваешь, думай, с каким сифэтом (сифЭт — лицо, выражение лица (азерб.), в данном случае к азербайджанскому слову прибавили русское окончание) ты его вытаскиваешь!», «Я лекарство кинула! (приняла). Краску на голову поставила!»

Да, мы все понимаем, о чём идет речь, но это всё — кальки с азербайджанского. Ну нельзя, если ты изъясняешься по-русски, так говорить! Вырази свою мысль на азербайджанском языке, сделай это красиво, чётко, без непонятных вкраплений из русского языка, типа «Давай!» (в конце каждого разговора!), «кимоно фасон; соус-фасон» (в смысле нечто похожее, подобное). Или говори на русском правильно, грамотно. В этом уважение к любому языку. Можно не владеть его богатствами, не знать полностью его тонкостей, но уважать нужно. А суржик (в широком смысле слова — любое языковое образование с грамматикой одного языка и лексикой другого) — это местный колорит, но это как соль и перец в любой еде. А приправы не должно быть много, иначе невозможно будет есть.

Уважение к слову должно быть возведено в ранг культа, пестоваться бережно, начиная с самого нежного возраста, ибо то, что заложено в детстве, остаётся навсегда. Искусство писать для детей — одно из самых ювелирных, самых тонких, но владеющий им поистине возлюблен Богом, потому что наделён даром искреннего разговора с детьми, а это редкость.

Куприн писал: «Тот, кто написал хорошую книгу для детей или изобрел детские штанишки, не связывающие движений и приятные в носке, — тот гораздо более достоин благодарного бессмертия, чем все изобретатели машин и завоеватели стран».

И мне кажется, совсем нелишне именно сейчас вспомнить человека, для которого работа над словом была святыней, — писательницу, самозабвенно добивавшуюся чёткости и хрустальной звонкости стиха, ту, чьё имя мы, выросшие при Советским Союзе, знали чуть ли не с младенчества — Агнию Львовну Барто.

Наверно, не стоит сейчас подробно перечислять даты и факты её биографии. Это можно узнать, набрав в поисковике Интернета её имя. Не это главное. Главное, на мой взгляд, чтобы не сбылось горькое пророчество Пушкина: «Мы ленивы и нелюбопытны», чтобы умели помнить о тех, кто дарил нам радость и улыбку.

Творчество Агнии Барто — это цветной калейдоскоп под названием жизнь. И это отчётливо прослеживается в её произведениях. Задорные, усмешливые, звонкие и всегда — неизменно добрые. Добрая шутка — это улыбка Бога, как гласит старинная мудрость, а тот, кто может шутить с детьми… Помните: «Своему-то свои хороши. А по ком ребятишки захныкали — тот, наверно, был доброй души…»

Рассмешить ребенка словом — на это способен только по-настоящему талантливый поэт. Научить серьёзным вещам с помощью юмора и смеха — на это нужен особый дар.

Юмор Агнии Барто не обижает и не ранит. Писательница помогает понять, что всё плохое, что высмеяно в стихах, осталось позади, а впереди — другая, хорошая жизнь с поступками, которыми можно будет гордиться. Ведь маленький человек ещё не может быть плохим, он только учится жить. А значит всё поправимо, ребёнок посмотрит с юмором на то, что он увидел в себе плохое, и обязательно исправится.

Самое удивительное, что неиссякаемый оптимизм проповедовала писательница, которая пережила очень большое горе. Агния Барто не любила рассказывать о себе. У неё были на это основания.

Писательница родилась в состоятельной семье, которая могла позволить обучать детей французскому языку, устраивать пышные приемы. Агнии готовили судьбу балерины. И она послушно посещала балетный класс, любила танцевать, но особых талантов не проявляла. Зато рано стала пробовать себя в литературе.

На выпускном экзамене в училище юная Агния читала «Похоронный марш», одно из первых стихотворений собственного сочинения. Вероятно, это действительно выглядело смешно: молодая красивая девушка, принимая трагические позы, с пафосом декламировала со сцены не очень серьезные стихи! А в зале сидел наркомпрос Луначарский и с трудом сдерживался от смеха. Через пару дней он пригласил Агнию к себе и посоветовал ей всерьёз заняться литературой для детей. Остается загадкой, как догадался Луначарский по первым пробам тогда еще Агнии Воловой, что стихи Агнии Барто для детей будут любимы миллионами.

Продолжение следует…