Дон Кихот и Санчо Панса: образы героев романа Сервантеса

Характер

Этого героя принято считать антагонистом главного персонажа, так как он, кажется, совершенно лишен того мировосприятия, которое свойственно его хозяину. Санчо интересует в первую очередь материальная выгода, возможность разбогатеть. У него своя философия жизни, основанная на простой житейской мудрости. Недаром его речь изобилует народными цитатами, поговорками и пословицами. Обычный селянин, он воспринимает все происходящее сквозь призму своего особого, крестьянского сознания. Он старается всему найти практическое объяснение, он не склонен вдаваться в отвлеченные рассуждения, как его спутник. Таким образом, на первый взгляд может показаться, что главному герою противостоит Санчо Панса. Характеристика данного персонажа, однако, показывает, что это не совсем так.

Цитаты

«Такой важный господин, как вы, ваша милость, всегда сумеет выбрать для меня что-нибудь такое, что придется мне по плечу и по нраву».

«Ведь если б даже господь устроил так, чтобы королевские короны сыпались на землю дождем, и тогда, думается мне, ни одна из них не пришлась бы по мерке Мари Гутьеррес. Уверяю вас, сеньор, что королевы из нее нипочем не выйдет. Графиня - это еще так-сяк, да и то бабушка надвое сказала».

«Смотрите же, ваша милость, сеньор странствующий рыцарь, не забудьте, что вы мне обещали насчет острова, а уж я с каким угодно островом управлюсь».

«И хоть я знаю, что женщины болтают пустяки, а все-таки не слушают их одни дураки».

«Я щупал себе пульс и знаю, что у меня хватит здоровья, чтобы править королевствами и островами».

Сравнение с Дон Кихотом

Оруженосец главного действующего лица является в некотором смысле его двойником, несмотря на явную разницу в характерах. Недаром оба сразу нашли общий язык и на протяжении всего путешествия даже подружились. Дело в том, что у обоих можно найти немало общих черт. В первую очередь это касается их безграничной доверчивости. Ведь точно так же, как и Дон Кихот, простодушен и бесхитростен Санчо Панса.

Характеристика героя доказывает, что в этом отношении он очень похож на господина. Например, он сразу поверил в возможность своего губернаторства и на протяжении их путешествия ни разу в этом не усомнился. Несмотря на то что он часто подвергал сомнению слова спутника и даже не раз его обманывал, сам Санчо, тем не менее, с легкостью допустил возможность, что однажды ему суждено стать правителем. Вместе с тем для него важнее всего его собственный комфорт, о чем говорит его следующее высказывание: «А теперь накормите меня или же отберите губернаторство».

Удивительнее всего, что его желание действительно сбылось: однажды герцог в самом деле назначил оруженосца руководителем острова. Панса многое заимствовал у Дон Кихота и реализовал эти навыки при своем управлении. Так, он был честен, справедлив, стараясь подражать своему господину. Особенно жители были поражены его изысканной манерой выражаться, что во многом можно объяснить не только его врожденным красноречием, но влиянием хозяина.

Экранизация

Роман «Дон Кихот» пережил громадное количество экранизаций, ранняя из которых состоялась на заре кинематографа, в 1903 году. Это была черно-белая немая короткометражка, снятая во Франции. Звук и цвет пришли в кино много позже.

Последняя известная экранизация романа вышла в 2007 году. Это мультипликационный фильм совместного производства Испании и Италии, снятый режиссером Хосе Посо.

Армен Джигарханян в роли Санчо Пансы

В России также вышло несколько экранизаций. В 1957 году вышел цветной фильм от студии «Ленфильм» с актерами Николаем Черкасовым в главной роли и Юрием Толубеевым в роли Санчо Пансы. Еще одна экранизация с Василием Ливановым в роли Дон Кихота и Арменом Джигарханяном в роли Пансы вышла в 1997 году под названием «Дон Кихот возвращается».

Народные черты

Большое значение для понимания смысла романа имеет его образ. Санчо Панса – один из наиболее привлекательных героев не только в романе писателя, но и в мировой литературе вообще. Он стал близок многим читателям и приобрел большую популярность во многом благодаря тому, что в его лице автор воплотил традиционный народный характер. Такие персонажи, как правило, всегда пользовались любовью читателей из-за своего простодушия, доверчивости, юмора. По ходу путешествия герой воспринимает все приключения как нечто само собой разумеющееся, чем сразу становится симпатичен читателю. Он оперирует конкретными понятиями, в его речи почти нет никаких отвлеченных метафор («На хорошем фундаменте и здание бывает хорошее»).

Его реплики и фразы – это настоящая сокровищница народного опыта жизни. И если Дон Кихот объясняет происходящее с точки зрения рыцаря и дворянина, то его верный и бессменный оруженосец предпочитает обходиться меткими яркими фразеологизмами, которые вносят нотку теплого юмора в повествование.

История создания

Роман «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» задумывался Сервантесом как пародия на рыцарские романы эпохи Возрождения. Санчо Панса создавался, вероятно, как собирательный образ испанского крестьянина, человека из народа. А вот у Дон Кихота, возможно, был прототип. Этим прототипом мог послужить взаправду существовавший человек по имени Гонсало Хименес де Кесада, испанский конкистадор, историк и писатель.

Этот ученый человек, происходивший из знатного семейства, потратил много месяцев на поиски мифической страны Эльдорадо, якобы расположенной в Южной Америке. Предполагалось, что земли эти полны золота и драгоценностей. О походах Кесадо ходило множество легенд и домыслов.

Высказывания

Известные цитаты Санчо Пансы свидетельствуют о его остром уме, наблюдательности и хитрости. Из них видно, что герой рассуждает с практической точки зрения, заботясь прежде всего о физическом здоровье, об отношениях с людьми, о комфорте — как телесном, так и душевном. Например, ему принадлежит такая фраза: «Где играет музыка, там не может быть ничего худого».

Итак, образ оруженосца Дон Кихота является неотъемлемой частью всего романа, без него характер рыцаря не был бы столь выразителен. Да и сам персонаж – это фигура самодостаточная и самостоятельная, поскольку уходит корнями в народную жизнь. Итак, своеобразным двойником рыцаря выступил Санчо Панса. Характеристика данного действующего лица невозможна без сравнения его с господином.

История персонажа

Персонаж романа Мигеля Сервантеса «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», спутник и оруженосец главного героя. Санчо Панса — типичный представитель народа Испании того времени. Даже значение имени героя говорит об этом (Panza переводится как «брюхо»). Речь героя переполнена пословицами и характерными монологами. Характеристика Санчо такова: герой практичен и постоянно проявляет здравый смысл (в противоположность благородному спутнику), склонен к хитрости и в каких угодно обстоятельствах ищет выгоду, часто действуя обманным путем.

Санчо Панса в романе Сервантеса

Санчо Панса является главным героем второго плана в романе “Дон Кихот”. Он женат, имеет детей. Сам Санчо родом из крестьянской семьи. Судьба героя обыкновенна, нет никакого разнообразия.

Выгода из любого дела — вот его любимый способ наживы. Он бесчестен, не имеет совесть. Санчо Панса любит долго поспать и очень хорошо поесть. Словом, жизнь его обыденна, он полностью погружён в своё однообразное и насущное.

Автор произведения Мигель Сервантес изобразил Санчо кругленьким мужичком низкого росточка. Осёл его верный путеводитель, так как Санчо постоянно разъезжает верхом на осле. Со стороны пухленький мужчина очень смешон. Проживание в деревне сказалось на этом простеньком, наивном, узко мыслящем мужчине.

У Санчо появился свой господин — Дон Кихот, который предложил ему быть личным оруженосцем. Такую возможность Панса не мог упустить и согласился. И это было всё для цели: следуя всюду за Дон Кихотом, они бы завоевали остров, на котором Санчо стал бы начальником.

Он непременно бы разбогател, обеспечил бы семью всеми благами, стремительно пошёл бы вверх по карьерной лестнице и стал бы влиятельным человеком в своём народе. Так что Дон Кихот был для него спасательным кругом, ключиком, чтобы осуществить давние свои мечты.

Они вдвоём проходят через разные испытания, приключения так и стелятся им под ноги. Санчо видит, что его хозяин — полный чудак, сумасброд. Мечтаниям Дон Кихота нет границ. Оруженосцу удаётся легко манипулировать своим хозяином, надсмехаться над ним.

Проходит время. Их общение приводит к тому, что Санчо начинает понимать рыцаря Дон Кихота. Он замечает одинаковые качества: например, в них заложено добродушие, вместе они защищают свою справедливость. Рыцарь с оруженосцем становятся сплоченные, их уже не разлучить. Санчо изменил личное мнение к рыцарю и стал идейным другом его фантазий, их мечты уже общие.

Оруженосец кардинально меняется в романе (вторая часть). Показывает насколько он духовно силён, как личность. То, что пряталось в потаённых его участках души словно начало проявляться на свет. Став губернатором, Санчо показал насколько он благороден и мудр. Его поступки грамотны в сложных задачах.

Если народ ведёт себя нагло и не адекватно, Санчо разумен перед ними, спокоен. Все его достоинства полностью раскрываются в глазах простолюдинов. Новоиспечённый губернатор вникает в трудные ситуации горожан, старается помочь им милосердием. Санчо доказывает народу своими поступками насколько он справедлив.

Лекции о «Дон Кихоте» Два портрета: Дон Кихот и Санчо Панса

ТОТ САМЫЙ ДОН КИХОТ

Даже если сделать скидку на сумерки перевода, в которых блекнет испанский язык, все равно шутки и прибаутки Санчо не особенно веселят — что по отдельности, что в утомительных нагромождениях. Сегодня самая избитая реприза и та смешнее. Да и балаганные сцены романа не очень надрывают современные животы. Рыцарь Печального Образа — неповторимая личность, а Санчо-Нечесаная борода, Санчо-Красный нос — это, с некоторыми оговорками, заурядный шут.

Трагедия вообще сохраняется лучше комедии. Драму хранит янтарь; гогот распылен по пространству и времени. Безымянный озноб искусства, несомненно, ближе мужественному трепету священного ужаса или влажной улыбке женственной жалости,[4] — это томное мурлыканье, вызванное уколом осязаемой мысли, а «осязаемая мысль» есть иное имя подлинного искусства, которое присутствует в нашей книге в малой, но бесконечно ценной дозе.

Разберемся с печальным человеком. Пока он не окрестил себя Дон Кихотом, его звали просто Кихада или Кесада. Он сельский дворянин, владелец виноградника, дома и двух акров пахоты; примерный католик (который затем перестанет соответствовать меркам католической морали); высокий, тощий человек лет пятидесяти. Посередине спины у него — черная волосатая родинка, что, по мнению Санчо, есть признак силы, о ней же говорит и густая поросль на его груди. Правда, на его крупных костях не так много плоти; и, как его ум представляет собой шахматную доску затмений и озарений, так и телесное его состояние есть сумасшедшее шитье из лоскутьев силы, усталости, стойкости и приступов отчаянной боли. Возможно, патетика потерянных поединков мучит Дон Кихота сильнее, чем боль от уморительного мордобоя, но нельзя забывать и о том ужасном постоянном недуге, который его нервная бодрость и угрюмая страсть спать на улице могут превозмочь, но не в силах исцелить: бедняга много лет страдал от серьезной болезни почек.

Потом мне много придется говорить о жестокости книги и о том, как странно отнеслись к ее бессердечию и специалисты, и простые читатели, увидевшие в ней доброе, человечное произведение.

То и дело, чтобы на грубый средневековый лад потешить читателя, Сервантес показывает своего героя в одной рубашке, подчеркивая, что она слишком коротка и не закрывает его бедра. Я прошу прощения за эти стыдные подробности, но они нам нужны, чтобы опровергнуть сторонников здоровых забав и гуманной ухмылки. Ноги у него длинные, худые и волосатые и отличаются чем угодно, кроме чистоты; однако его иссохшая кожа не сулит выгод блохам, терзающим его тучного спутника, и не привлекает их. Теперь займемся нарядом нашего подопечного. Вот его камзол, облегающая куртка из замши с недостающими или неподходящими пуговицами, — она вся задубела от ржавого пота и дождя, орошавших ветхие латы. На мягком воротнике, какие в моде у школяров Саламанки, нет галуна; на коричневых штанах — рыжие заплаты; зеленые шелковые чулки в стрелках от спустившихся петель; башмаки — цвета финика. Добавьте сюда фантастические доспехи, которые при луне превращают его в вооруженный призрак, вполне уместный на укреплениях Эльсинора в Датском королевстве, вздумай шалуны-приятели Гамлета разыграть унылого виттенбергского студента.

Так вот, доспехи Дон Кихота — старые, черные, в плесени. В первых главах самодельный шлем подвязан зелеными лентами, чьи узлы можно распутать, лишь потратив несколько глав. Некогда этот шлем был цирюльничьим тазом с круглой выемкой сбоку — в нее клали подбородок клиенты, через нее в сей чепец Дон Кихота залетела пчела. С круглым щитом на тощей руке и с засохшим суком вместо копья он восседает на Росинанте, который делит с хозяином худобу, длинношеесть, скрытую кротость, у которого те же задумчивые глаза, степенность повадок и костлявая величавость, что присущи и самому Дон Кихоту, если дело не дошло до драки, ибо в этом случае он дергает и шевелит бровями, раздувает щеки, свирепо озирается и бьет оземь правой ногой, словно беря на себя и роль скакуна тоже, пока Росинант стоит рядом, понурив голову.

седины на голове. Это вытянутое лицо отличают важность и худоба; вначале оно покрыто болезненной бледностью, которую затем палящее солнце Кастильской равнины меняет на простонародный загар. Лицо такое тощее, щеки так ввалились, так мало зубов, что кажется, будто щеки (как выразился автор) «целуются внутри рта».

Своего рода переход от его наружности к загадочной двойственной натуре отмечается в его манерах. Хладнокровие, серьезность, великолепное спокойствие и самообладание составляют странный контраст с безумными припадками воинственной ярости. Он любит тишину и благолепие. Он тщательно, но не впадая в манерность, выбирает выражения. Он строгий пурист: не выносит вульгарного коверканья слов и сам никогда не употребит неверного оборота. Он целомудрен, влюблен в туманную грезу, его преследуют волшебники; и, сверх всего, он учтивый джентльмен, человек бесконечной храбрости, герой в подлинном смысле слова. (Эту важную черту нельзя ни на минуту упускать из виду.) Хотя и крайне любезный и готовый угодить, одного он ни за что не стерпит — и малейшего сомнения в достоинствах Дульсинеи, госпожи его мечтаний. По верному замечанию оруженосца, отношение Дон Кихота к Дульсинее религиозно. Он и в мыслях не посягает ни на что, кроме бескорыстного поклонения Дульсинее, и надеется лишь на одну награду — быть принятым в число ее воздыхателей. «Подобного рода любовью должно любить Господа Бога, — такую я слыхал проповедь, — сказал Санчо, — любить ради него самого, не надеясь на воздаяние и не из страха быть наказанным».[5]

Я прежде всего имею в виду первую часть, потому что во второй характер Дон Кихота претерпевает кое-какие любопытные изменения: к припадкам помешательства добавляются периоды страха. Поэтому, продолжая настаивать на его безграничной отваге, мы пока оставляем в стороне ту сцену из второй части, когда он трясется от страха в комнате, вдруг заполнившейся котами. Но в общем и целом он храбрее всех рыцарей на белом свете и несчастнее всех влюбленных. В нем нет и тени злобы; он доверчив как ребенок. Более того, его ребячливость, возможно, превосходит задуманную автором. Когда в одной из сцен романа в двадцать пятой главе первой части он решает каяться, совершая «безумства» — добровольные «безумства» вдобавок к обычному своему безумию, то оказывается, что по части шалостей его воображение не превышает школьного уровня.

«Во всяком случае, мне угодно, Санчо, — ибо так нужно», — говорит Дон Кихот, когда Санчо собирается отправиться из Сьерры-Морены с письмом к Дульсинее, — «мне угодно, говорю я, чтобы ты посмотрел, как я в голом виде раз двадцать пять побезумствую, причем все это я в какие-нибудь полчаса сумею проделать, — впоследствии же, коль скоро ты все это видел своими глазами, ты можешь, положа руку на сердце, поклясться, что видел и другие мои выходки, какие тебе вздумается присовокупить. Но уверяю тебя, что сколько бы ты их ни описал, а все-таки у меня их будет больше…» Тут он с необычайною быстротою снял штаны и, оставшись в одной сорочке, нимало не медля дважды перекувырнулся в воздухе — вниз головой и вверх пятами, выставив при этом напоказ такие вещи, что Санчо, дабы не улицезреть их вторично, довольный и удовлетворенный тем, что мог теперь [Сервантес заканчивает главу] засвидетельствовать безумие своего господина, дернул поводья».

Теперь о его главном сумасшествии. Мирный сельский дворянин сеньор Алонсо, он жил себе, управлял своим поместьем, вставал на заре, был заядлым охотником. В пятьдесят лет он погрузился в чтение рыцарских романов и принялся есть тяжелые обеды, включая блюдо, которое один переводчик назвал «resurrection pie» (duelos у quebrantos, буквально: «муки и переломы»), — «котелок варева, на которое идет мясо скотины, сломавшей шею, упав с обрыва». «Муки» относятся не к мучениям скотины — о них никто и не думал, — а к чувствам, которые испытывали хозяева овец и пастухи, обнаружив потерю. Недурной ход мысли. То ли все Дело в меню из героической свинины, из дерзких коров и овец, столь катастрофически обращенных в говядину и баранину, то ли он с самого начала был слегка не в себе — так или иначе Дон Кихот принимает благородное решение оживить и вернуть бесцветному миру яркое призвание странствующего рыцарства с его особым строгим уставом и со всеми его блистательными миражами, страстями и подвигами. С мрачной решимостью он принимает как свою судьбу «труды, тревоги и сражения»{6}.

в столь же двойственном виде. Реальность и иллюзия переплетены в жизненном узоре. «Как могло случиться, — говорит он своему слуге, — что, столько странствуя вместе со мной, ты еще не удостоверился, что все вещи странствующих рыцарей представляются ненастоящими, нелепыми, ни с чем не сообразными. <?…> Однако на самом деле это не так, на самом деле нас всюду сопровождает рой волшебников, — вот они-то и видоизменяют и подменивают их и возвращают в таком состоянии, в каком почтут за нужное, в зависимости от того, намерены они облагодетельствовать нас или же сокрушить».

В «Одиссее», как вы помните, у героя могучие помощники. Пока он прячется и притворяется, мы лишь слегка опасаемся, как бы он ложным шагом не выдал своей силы раньше времени; в случае же с Дон Кихотом как раз скрытая и милая слабость бедного рыцаря заставляет нас бояться, что ее заметят его грубые друзья и недруги. Одиссею, в сущности, ничто не грозит; он словно здоровый человек в здоровом же сне: что с ним ни случись — он проснется. Планида грека светит ровным светом сквозь все тяготы и опасности. Пусть один за другим исчезают его спутники, проглоченные чудовищами или спьяну сверзившиеся с кровли, ему все равно в голубой дали будущего обеспечена тихая старость. Ласковая Афина — не идиотка Доротея и не дьяволица-герцогиня из «Дон Кихота», — ласковая Афина держит скитальца в мерцающем совооком луче (то сером, то бирюзовом, меняющем цвет от ученого к ученому); он ступает за ней след в след, хитро и тихо. А в нашей книге грустный Дон может рассчитывать только на себя. Бог христиан поразительно безразличен к его невзгодам — то ли занят другими делами, то ли — вполне возможно — сбит с толку безбожным усердием своих штатных служителей той подноготной эпохи.

Когда Дон Кихот отрекается от прошлого в конце книги, в самой печальной ее сцене, то дело не в его благодарности христианскому Богу и не в Божественном вмешательстве — просто это отвечало тогдашней мрачной морали. Внезапная сдача, жалкое отступничество — вот что случилось с ним на смертном одре, когда он отрекся от славы романтического безумия, составлявшего его суть. Эта сдача вряд ли сравнима с мужицким отречением вздорного старика Толстого, отказавшегося от восхитительной иллюзии «Анны Карениной» ради азбучных банальностей воскресной школы. Не приходит на ум и Гоголь, ползающий в покаянных слезах перед печкой, где догорает вторая часть «Мертвых душ». Ситуация Дон Кихота сродни, пожалуй, тому, что приключилось с Рембо, французским поэтом несравненной одаренности, который в 80-х годах прошлого века бросил писать стихи, придя к выводу, что поэтические грезы греховны. С некоторым смущением я замечаю, что вообще-то тщательно составленный «Новый академический словарь Вебстера» не упоминает Рембо, хотя в нем уместились Радецкий, австрийский фельдмаршал; Раизули, разбойник из Марокко; Генри Гендель Ричардсон — псевдоним Этель Флоренс Линдсей Ричардсон, австралийской романистки; Распутин, чудотворец и политик; и старина Рамзей, Джеймс Эндрю Браун (1812–1860), десятый граф и первый маркиз Дальхауза, британский колониальный чиновник.

Наверное, Санчо Панса составлял этот список.

ТОТ САМЫЙ САНЧО ПАНСА (СВИНОЕ БРЮХО, НОГИ ЖУРАВЛЯ)

— фигура, от которой веет тупой важностью и зрелостью лет. Чуть позже его образ и ум проясняются; но он никогда не достигает отчетливости Дон Кихота, и эта разница хорошо согласуется с тем, что характер Санчо есть плод обобщения, а Дон Кихот создан по индивидуальной мерке. У Санчо густая, всклокоченная борода. Ростом он хотя и невелик (чтобы лучше оттенить своего долговязого хозяина), но с огромным пузом. Туловище у него короткое, зато ноги длинные — ведь, кажется, и само имя Санчо происходит от слова «Zankas» — голени или тонкие, как у цапли, ноги. Читатели и иллюстраторы горазды пропускать эту его длинноногость, чтобы не ослаблять контраста между ним и Дон Кихотом. Во второй части книги Санчо, пожалуй, еще толще, чем в первой, а солнце покрыло его тем же темным загаром, что и его господина. Однажды он виден с предельной четкостью, но этот миг краток — речь идет о его отправке губернатором на континентальный остров. Тут он выряжен под важного судейского. Шляпа и плащ у него из верблюжьей шерсти. Везет его мул (приукрашенный осел), а сам серый ослик, ставший чуть ли не частью или свойством его личности, плетется сзади под блестящей шелковой попоной. И здесь маленький тучный Санчо выезжает с той же дурацкой важностью, что отличала его первое появление.

Сначала может показаться, что Сервантес решил дать храброму как лев лунатику тупого труса в оруженосцы для контрастного контрапункта: небесное безумие и низменная глупость. Однако Санчо выказывает слишком много смекалки, чтобы счесть его законченным идиотом, хотя он и бывает законченным занудой. Он вовсе не дурак в десятой главе первой части, когда после битвы с бискайцем точно оценивает храбрость Дон Кихота: «По правде сказать, я за всю свою жизнь не прочел ни одной книги, потому как не умею ни читать, ни писать, — признался Санчо. — Но могу побиться об заклад, что никогда в жизни не служил я такому храброму господину, как вы, ваша милость». И он проявляет глубокое почтение к изысканному стилю рыцаря, слушая его письмо к Дульсинее, которое должен передать: «Ах ты, будь я неладен, и как это вы, ваша милость, сумели сказать в этом письме все, что вам надобно, и как это все ловко подогнано к подписи «Рыцарь Печального Образа»! Ей-ей, ваша милость, вы дьявол, а не человек, — нет ничего такого, чего бы вы не знали». Здесь есть особый подтекст, поскольку именно Санчо нарек Дон Кихота Рыцарем Печального Образа. С другой стороны, Санчо не чужд и чародейства: своего хозяина он дурачит самое меньшее трижды, а у смертного одра Дон Кихота Санчо вовсю ест и пьет, весьма утешенный обещанным наследством.

Он отъявленный плут, но плут остроумный, состряпанный из ошметков несметных литературных плутов. Его делает хоть сколько-то индивидуальным лишь одно — различимые в нем гротескные отзвуки величавой музыки его хозяина. Говоря с горничной, он дает очень складное определение странствующего рыцаря: то он корчится от побоев, то получает корону, что недалеко от возможной формулы для другого фантома, чья борода длиннее, а родина холоднее, — короля Лира. Конечно, нельзя сказать, что благородное сердце Кента или забавный лиризм шута могут найтись и у Санчо Пансы, который, несмотря на все свои смутные достоинства, — толстозадое дитя фарса, и больше ничего; но он верный товарищ, и Сервантес не шутя пользуется словом «благородство», говоря о решении Санчо остаться со своим господином в минуту особой опасности. Вот эта привязанность к хозяину вместе с любовью к ослику составляют самую человечную его черту. А когда вообще-то черствый и корыстный Санчо добросердечно дает денег галерному рабу, слегка вздрагиваешь, вдруг осознавая, что его могло тронуть сходство раба с хозяином Санчо — оба они старики, мучающиеся от больного пузыря. Не будучи болваном, он и не просто трус. Несмотря на свое миролюбие, он наслаждается сражениями, если как следует разгорячится, а выпив, видит в опасных и фантастических приключениях замечательную забаву.

Это подводит меня (выражаясь художественно) к уязвимым местам в душевном складе Санчо. Взять, например, его подход к заблуждениям Дон Кихота. Сперва Сервантес подчеркивает здравомыслие жирного оруженосца, но вскоре, в двадцать шестой главе, мы замечаем в нем интересную рассеянность и своеобразную мечтательность — это видно из того, что он потерял письмо, которое принесло бы ему трех ослят. Он постоянно пытается образумить Дон Кихота, но вдруг в начале второй части сам берет на себя роль обманщика и самым уродливым, ужасным и жестоким образом помогает укрепить главную иллюзию своего господина — ту, что касается Дульсинеи. Правда, потом ему стыдно за участие в этом обмане. Многие комментаторы указывали, что безумие Дон Кихота и здравомыслие Санчо взаимно заразительны и что, пока во второй части книги Дон Кихот обретает санчевскую рассудочность, Санчо со своей стороны по-хозяйски сходит с ума. Например, он старается внушить жене веру в острова и графства, что точно соответствует усилиям Дон Кихота убедить его в том, что мельницы — великаны, а постоялые дворы — замки. В то время как один известный, но очень скучный критик Рудольф Шевилл подчеркивает контраст между бескорыстным старомодным идальго и его практичным неромантическим слугой, тонкий и вдохновенный испанский критик Сальвадор де Мадариага видит в Санчо нечто вроде переложения Дон Кихота в другую тональность. И действительно, кажется, что наша пара к концу книги обменялась с нами и судьбами, ибо Санчо возвращается в родную деревню исступленным искателем приключений, а Дон Кихот сухо бросает ему: «Оставь эти глупости». С живым и мужественным характером, гневливый, вразумленный пережитым, Санчо, можно сказать, избежал неравной и бесцельной схватки не потому, что боязлив, а потому, что он более осторожный боец, чем Дон Кихот. Наивный от природы и невежества (тогда как Дон Кихот наивен, несмотря на всю свою ученость), Санчо дрожит перед неизведанным и сверхъестественным, но от его дрожи всего шаг до восхищенного трепета его доблестного господина. Во второй части, пока дух Санчо восходит от реальности к иллюзии, дух Дон Кихота спускается от иллюзии к реальности. И две кривые пересекаются в самом грустном и одном из самых жестоких в книге приключении, когда Санчо околдовывает Дульсинею, ставя благороднейшего из рыцарей, влюбленного в чистейшую иллюзию, на колени перед самой отталкивающей реальностью: Дульсинея неотесанна, неуклюжа и воняет чесноком. Другой критик с благоговением говорит о «сочувствии» автора «крестьянам» и, чтобы оправдать карикатурность фигуры Санчо, делает удивительное заявление, утверждая, будто Сервантес считался с мнением утонченных читателей, которые ждали сатирической трактовки крестьянских персонажей, если уж последние вводятся (в чем здесь утонченность, и почему Сервантес был обязан перед ней пресмыкаться, остается неясным). Этот же критик продолжает: Сервантесу втайне известно (как и данному критику), что «мудрым и милым» Санчо (который не так уж мил и не так уж мудр) нужно отчасти пожертвовать в угоду литературным требованиям, так как он должен служить фоном для серьезных и возвышенных порывов Дон Кихота. А еще один смешной комментатор полагает, что в развитии характера и ума Санчо Пансы (гораздо больше, чем в обрисовке Дон Кихота) Сервантес выразил тот тип мудрости и красноречия, то тонкое понимание жизни, которые составляют сущность гуманизма. Слов много — смысла мало.

Шевилла я натыкаюсь на жирные и небрежные подчеркивания, и если подчеркнута фраза: «Сервантес дает реалистическую картину буржуазного того-сего», то я могу с уверенностью сказать, кем был читатель — Дон Кихотом или Санчо.

Санчо прежде всего отличается тем, что набит поговорками и сомнительными истинами, которые тарахтят в нем, словно щебенка. Я уверен, что между рыцарем и оруженосцем есть неожиданные и изысканные переклички, но и готов поспорить, что, какая бы индивидуальность ни наметилась, если смыть с Санчо жир, ее поглотит так называемый простонародный юмор. Незаметно, чтобы ученые, рассуждающие об уморительных до колик эпизодах, действительно жаловались на живот. А мнение одного критика, будто юмор романа содержит «глубокие философские прозрения и подлинную человечность, и в этом смысле остается непревзойденным», кажется мне ошеломляющим преувеличением. Дон Кихот определенно не смешон. Оруженосец, помнящий все старые остроты, еще менее смешон, чем хозяин.

Вот перед нами два героя, чьи тени сливаются и перекрываются, образуя некое единство, которое мы должны воспринять.

— это пятое приключение Дона. Два главных героя готовы. Теперь я собираюсь заняться средствами и способами, которые Сервантес изобретает, чтобы поддерживать жизнь в рассказе. Я намерен изучить состав книги, ее композиционные приемы — общим числом десять.

Примечания

«comparison» в тексте оригинала исправлено на «compassion» по фотографии рукописи на с. 14 американского издания. — Г. Д. (Примеч. Григория Дашевского.)

«Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». — М.: Художественная литература, 1970.

{6} ВН добавляет, сначала взяв в скобки, затем вычеркнув: «или «пот, кровь и слезы», как выразился более тучный джентльмен в более трагических обстоятельствах». (Из выступления У. Черчилля в парламенте в мае 1940 г.)

Описание героя

Санчо Панса – простой арендатор на землях, принадлежащих идальго Алонсо Кихана. До описываемых в романе событий он вёл простую и ничем не примечательную жизнь. У него жена и двое детей. Когда его хозяин повредился в уме на почве рыцарских романов и решил отправиться на поиски приключений, он предложил Пансе стать его оруженосцем.

Дон Кихот пообещал Пансе сделать его графом или губернатором острова, и наивный крестьянин, соблазнившись посулами, согласился сопровождать его в путешествии.

У Санчо Пансы непримечательный облик:

• невысокий рост;
• солидное брюшко;
• круглое лицо;
• окладистая борода.

Наслушавшись речей своего безумного хозяина, Санчо мечтает стать значительным человеком и хочет, чтобы его жена каталась в позолоченной карете.

Он обладает следующими чертами характера:

1. Хитрый оруженосец отличается практическим крестьянским умом. Он везде и во всём ищет легкую выгоду. Когда Дон Кихот интересуется, что он будет делать, когда станет властелином, тот спрашивает, можно ли продать своих подданных негров в рабство, а денежки присвоить.
2. Он не пройдет мимо того, что плохо лежит, может прихватить чужую сбрую для своего осла и не расплатиться за обед в трактире. Угрызений совести он при этом не испытывает.
3. Практичный крестьянин любит хорошо и обильно поесть, подольше поспать.
4. К хозяину Панса относится с иронией, считая его беспочвенным мечтателем, хотя по наивности верит его бредням. Тем не менее он уважает его за образованность и благородство. Оруженосец пытается уберечь Дон Кихота от опасностей, открыть ему истинное положение вещей. При этом он иногда откровенно им манипулирует.